– А то вы старого Жилло не знаете! Он же только приказания госпожи Доротеи исполняет всегда: сказано привести в чувство, значит, приведёт, а про лечение или ещё какую помощь разговора не было. Ой, заболталась я совсем, побегу я, иначе накажут, если обнаружат, что к вам заходила. Вот, поесть немного принесла, госпожа Кристина, – девушка всучила мне в руки кусок засохшей булки и ломтик сыра, а затем быстро выскочила из комнаты.
Куда я попала?!
Глава 3. Кто же я?
Ладно, каким бы странным ни был этот глюк, а разобраться в нём всё-таки нужно. Чем больше времени проходило в этом странном месте, тем меньше сомневалась, что вижу диковинный страшный сон. Следующим этапом познания происходящего стал туалетный столик с большим круглым зеркалом, который я углядела возле окна. Вот туда и направилась, заставляя тело повиноваться через силу, которой почти не ощущалось.
О нет, я никогда не страдала нарциссизмом, тем более настолько, чтобы в таком состоянии вместо того, чтобы отлежаться, стремиться к самолюбованию. Просто ещё до этого меня смутила прядь волос, упавшая на глаза, а точнее, её цвет. Сколько себя помню, всегда была обладательницей светло-русой шевелюры или даже больше модном в этом сезоне оттенке «льняной блонд», а вот то, что я увидела перед своим носом, было больше похоже на очень светлый, практически белый цвет. Но не седой точно.
Пока брела к намеченной цели, медленно переставляя ноги, прислушивалась к творящемуся в доме, но если где-то что-то происходило, то точно не на этом этаже, а ниже. Судя по кронам деревьев, я сейчас находилась примерно на третьем, хотя вполне могу ошибаться. Всё-таки как хорошо, что зеркало прикручено к туалетному столику! Оперевшись руками в столешницу, постояла несколько минут, свесив голову, чтобы унять расплывающиеся круги перед глазами, а когда, наконец, посмотрела на себя, едва не упала. Это была не я!
В отражении на меня смотрела белокурая блондинка с пепельного оттенка бровями, под которыми лихорадочно блестели иссиня-голубые глаза, казавшиеся просто огромными на худом, покрытом почти полупрозрачной кожей, лице. Высокие скулы, излишне подчёркнутые ввалившимися щеками, однако намекали, что стоит улыбнуться, как появятся кокетливые ямочки. Я перевела свой взгляд чуть ниже, задержавшись на губах идеальной формы: не слишком тонких, но и не чересчур пухлых, а завершал всё это изящно очерченный подбородок...
Первая мысль, возникшая в голове после того, как немного отошла от шока: после детдома я выглядела и то пухлее, хотя всегда отличалась астеничным телосложением. В целом откормить бы немного это тело, и совсем красоткой стала, а не «бухенвальдским крепышом». Сейчас же ключицы торчали так, что виднелись под тканью платья, словно его и не было. И вот это вот тело ещё лишили еды?! Они тут что, совсем с ума посходили?! Вены просвечивают синевой настолько, что плакать хочется, а «стиральная доска», уходящая в декольте, и вовсе повергала в тоску, если не в ужас. На вид моему отражению сейчас около восемнадцати – двадцати лет с небольшим, в то время как мне совсем недавно исполнилось тридцать два.
Но больше всего меня обеспокоили круги под глазами, нехарактерные ни для результата многочисленных недосыпов, ни долгого голодания. Подозревая худшее, я взяла в руки зеркальце на длинной ручке, лежащее рядом с правой рукой, а затем чуть отогнула ухо, концентрируя своё внимание на отражении. Тёмно-лиловый ободок, замеченный мной, заставил отвести косу в сторону и увидеть гематому, располагающуюся чуть ниже линии роста волос... Перелом основания черепа? Но ведь с такими травмами не живут, а тем более не ходят!
Вцепившись пальцами в край столешницы, медленно опустилась на пуфик, отказываясь верить в происходящее. Это что... получается, что я умерла? И тут, словно решив дать полный ответ на все мои вопросы, в голову хлынул поток смешанных воспоминаний.
Всё это было похоже на нарезку из фрагментов фильмов, перемежающихся между собой, будто разноцветные стёклышки в игрушечном калейдоскопе. Я видела эпизоды из своего детства, затем юности, а потом взрослой жизни, если можно так обозначить десяток лет, предшествовавший последнему дню моей жизни. Да, я всё-таки умерла в результате падения при спуске в подземный переход. Самым необычным, пожалуй, даже странным, было видеть собственное тело в полузастёгнутом пуховике с неестественно откинутой набок головой на гранитных плитах перехода. Причём в этот момент находилась сверху, наблюдая, как подбегают прохожие и спорят, кого вначале вызвать: скорую или полицию.
Но также видела тело юной баронессы Кристины Вербер-Майер, замершее в нелепой позе у подножия лестницы, а также спускающуюся с победоносным видом Доротею. Девушка, а вернее, молодая женщина не видела, кто её толкнул, но сама мизансцена, а также те ощущения горящей кожи между лопаток не оставляли ни малейших сомнений, что ей придала ускорение не кто иная, как «свекровушка, любящая пить кровушку». После того как та убедилась, что ненавистная невестка не дышит и отошла в сторону, словно только что вошла в зал из гостиной, я услышала «Живи и никогда не забывай», после чего Кристина сделала первый вдох, а затем и второй.
Теперь понятны недовольство и раздражительность Доротеи, когда её средняя дочь заметила, что я жива. Точнее тело Кристины, в котором оказалась моя душа. Какие силы притянули меня, а главное – с какой целью, непонятно. Что это был за посыл, и что именно он означал – тоже. Пока единственное, что было предельно ясно – в свою прошлую жизнь я совершенно точно не вернусь, так как Елена Сергеевна Калинкина умерла, назад дороги нет, и придётся мне начать жить заново. Причём, опираясь на разрозненные воспоминания Кристины. Вообще, странная у неё память: такое ощущение, что всё, что её не интересовало, попросту не задерживалось в голове. Было ли это следствием какой-то травмы или просто защитной реакцией психики, пока сложно понять.
Итак, что я имею... Теперь я – Кристина Вильгемина Вербер-Майер, жена барона Ойгена Ристофа Майера. Сирота с возраста пяти лет, воспитывалась в закрытом пансионе, по окончании которого сразу же вышла замуж. Сейчас мне двадцать один год, соответственно, из которых уже три нахожусь в браке. Сразу же после церемонии венчания забеременела, с радостью ждала рождения первенца, но вот где он – провал. Полнейший. Помню только, что роды были сложные, длились то ли два, то ли три дня, а в результате едва не скончалась из-за открывшегося кровотечения. Лекари спасли, но строго-настрого запретили ближайшие двенадцать месяцев снова беременеть, хотя муж настаивал на рождении наследника и всячески этому способствовал, не зная, что принимаю противозачаточные снадобья. Получается, что ребёнок умер? Скорее всего.
Ойген жаждал появления наследника, злился, что ничего не выходит, и обвинял во всём никчёмную жену. Честно говоря, не удивлена, что Кристина боялась снова рожать после такого-то первого опыта, хотя и рыдала каждый раз после вердикта лекаря, что организм по-прежнему не оправился и не способен выносить ребёнка из-за общей слабости. Вот же парадокс: страшилась новой беременности, но также горячо хотела подарить мужу сына. Хотя... Если учесть местные нравы, ничего удивительного, что баронству нужен наследник.
Идём далее. Доротея Эления Майер – свекровь. С ней как раз таки всё яснее ясного: невестку невзлюбила с первого взгляда, но до родов ещё как-то терпела, а потом всячески пыталась сжить со свету, допекая постоянными придирками и замечаниями. В конечном счёте из тихой, но жизнерадостной девушки, молодая баронесса превратилась забитое аморфное существо, больше напоминающее тень прежней себя. Судя по тому, что теперь я – Кристина, Доротея решила перейти к активным действиям. Похоже, что за свой второй шанс на жизнь мне придётся побороться, держа ухо востро, чтобы окончательно не распрощаться с белым светом.
Сразу же после горячо любящей матери мужа следует распрекрасная троица её дочерей: Айталь Сибелия, Эрсель Инрия и Лойза Ренея. Совершенно разные по комплекции и внешности, но одинаково гадкие «внутри». Что тут сказать... От осинки не родятся апельсинки, а Доротея весьма преуспела в воспитании своих наследниц, взрастив практически три свои копии. Разве что в каждой из этих девиц ещё сохранилась капелька чего-то человеческого. Хотя воспоминаниям Кристины я бы всё-таки не доверяла.
В принципе, на этом круг домочадцев, если не считать прислугу, закончился. После всего пережитого, а затем и усиленного мозгового штурма, посвящённому систематизации воспоминаний, голова просто трещала, а в горле снова пересохло, поэтому как бы мне ни было удобно сидеть на мягком пуфике, пришлось снова идти к столику за водой. Странно, но сейчас я чувствовала себя намного бодрее, чем когда пришла в себя. Опустошив графин, хотела было снова прилечь, но дверь в комнату распахнулась, и вошедшая служанка мрачно произнесла: – Настало время еженедельного визита, госпожа Кристина.
Глава 4. Софи
Что ещё за еженедельный визит? Муж? Точно нет, ведь Ойген обычно являлся ночью для исполнения супружеского долга. Я попыталась мысленно воздействовать на память, но ничего, кроме того, что Кристину эти визиты весьма раздражали, не нашла. Каждый раз она почему-то мучилась угрызениями совести, вплоть до депрессивного состояния, но почему не отменяла тяготившие её встречи – тоже непонятно. Вычленить что-то вразумительное, как я ни старалась, не удалось.
После того как служанка предупредила о визите, а затем исчезла, прошло минут пять, прежде чем в коридоре снова раздались шаги. Не понимая до конца, чего ожидать, я просто присела на край постели, рефлекторно потирая шею. Наконец, дверь отворилась, пропуская всё ту же Фанни, имя которой само собой всплыло в памяти, а затем ещё одну служанку, несущую на руках прелестную малышку лет двух-трёх на вид. Трёх, – автоматически поправила я саму себя, сопоставив факты о беременности и родах Кристины. В том, что это теперь моя дочь, сомнений не возникло ни на мгновение: те же голубые глаза, овал лица, угадывавшийся без проблем, несмотря на детскую пухлость щёчек, и светлые волосы один в один повторяющие оттенок прядей своей матери. Глаза девочки смотрели на меня с такой серьёзностью, что я испугалась разоблачения, ведь дети прекрасно чувствуют настроение и состояние матери, являясь своеобразным резонатором.
Но малышка молчала. Мне показалось странным, что ребёнок её возраста не был приведён, но потом решила, что, возможно, девочку попросту взяли на руки, чтобы так было быстрее добраться до моей комнаты. Ещё мне не понравилась худоба девочки. Да, у неё были пухлые щёчки, но они у всех детей такие из-за особенностей физиологии, но вот ручки и ножки были худыми. Неужели девочку кормят так же скудно, как и её мать?
Фанни встала у дверей, чем напомнила мне больше конвоира, чем простую служанку, и зорко следила за происходящим. Бинди – няня девочки прошла вперёд, продолжая нести свою подопечную, а затем замерла в метре от меня. – София всю неделю вела себя достойно. Всё остальное – без изменений, – сухо отрапортовала девушка, чей тон больше соответствовал бы какой-нибудь сушёной вобле в годах Доротеи.
– Что значит «без изменений»? – против воли вырвалось у меня, хотя я предпочла бы молчать, чтобы не вызвать подозрений хотя бы на первых порах.
Фанни, фыркнув, закатила глаза и презрительно пробормотала: – Родила убогую, а всё на чудо надеется...
То есть, девочка больна? Странно, но никаких внешних проявлений отклонений я не обнаружила. Кристина Фанни недолюбливала, но старалась при ней рта лишний раз не открывать, опасаясь, что та всё доносит свекрови. Но меня замечание служанки оскорбило до глубины души, и я снова не сдержалась: – Попрошу прикусить свой бойкий язычок, когда речь заходит обо мне и моей дочери!
Глаза девочки удивлённо округлились, но она снова не произнесла ни слова, только внимательно продолжала следить за каждым моим движением. Немая? Вполне возможно, ведь Кристина после рождения ребёнка не слышала крика. Впрочем, она так часто теряла сознание, что вполне могла в этот момент находиться в отключке.
Фанни скривилась, словно сжевала лимон целиком, бросая взгляды, полные ненависти, в мою сторону. Я же медленно поднялась с кровати и расправила плечи, выражая всем своим видом непреклонность, и, несмотря на слабость, готова была стоять до последнего.
– Кажется, вы слишком сильно ударились головой... Пойду доложу госпоже Доротее, – прошипела Фанни и исчезла за дверью.
– Можете опустить Софию, – обратилась я к Бинди. – Теперь я хочу услышать ответ на заданный мною ранее вопрос: что именно «без изменений» с моей дочерью?